— Она моя близкая подруга. Я хорошо ее знаю, и она прошла через многое в своей жизни. Совсем недавно ее даже чуть не изнасиловали. Ее спасли, прежде чем насильник успел надругаться над ней. — Качая головой, я вздыхаю: — Извини. Я говорю не то, — откашлявшись, я пытаюсь снова: — Несколько дней назад, она позвонила мне, пребывая не в себе. Она и ее парень занимались сексом и все это вышло немного из-под контроля.
Брови Эмми сошлись на переносице, но она кивнула головой, чтобы я продолжала свой рассказ про подругу. Я и продолжила:
— И... и... и ей понравилось. Занятие сексом становилось все грубее и грубее, и прежде чем она это осознала, они уже разыгрывали сцену изнасилования. И ей дико понравилось. Непередаваемо. — дав Эмми мгновение, чтобы впитать информацию, я перешла к сути дела. — Теперь она думает, что что-то с ней не так, и я понятия не имею, что ей на это сказать. — Я посмотрела на психолога, которая взглянула на меня обеспокоенными глазами. Я посмотрела на нее в ответ умоляющим взглядом.
Мне нужна была помощь. Эмми, будучи профессионалом, откинулась на спинку дивана и вздохнула:
— Ну, ты можешь сказать своей подруге, что с ней все в порядке. Абсолютно. Вообще, подобное поведение не такая уж и редкость среди людей, которые подверглись сексуальному нападению. Дело в том, что такие люди впадают либо в одну крайность, либо в другую. С одной стороны, бывают люди, которые не могут с этим справиться, и одна мысль о том, что другой человек собирается прикоснуться к ним, для них невыносима; а с другой стороны, есть люди, как твоя подруга, жаждущие взять под свой контроль ситуацию, из-за того, что изначально у них не было над ней контроля.
Что-что???
Не скрывая свое замешательство, я пододвинулась поближе:
— Значит ты хочешь сказать, что...?
Отпивая свое кофе, она объясняет:
— С твоей подругой все в порядке. Ничего плохого нет в ролевых играх в спальне. В этом нет никакого отклонения, пока все происходящее законно и оба согласны на это, я не вижу в этом проблемы. Твою подругу едва не изнасиловали, ты говорила. Возможно, это пробудило что-то в ней, что-то примитивное и жестокое. Мысль о том, чтобы быть изнасилованной ужасает. Однако, основной инстинкт твоей подруги вырвался наружу и ее мозг, который пытается осмыслить все произошедшее, решил исправить воспоминания чего-то ужасного и пугающего на что-то... — она задумалась, пытаясь подобрать подходящее слово. —...скажем так, на что-то положительное. Приятное. Твоя подруга сильнее, чем она думает. — Она закончила предложение с печальной улыбкой, и я знала, совершенно точно знала, что она все поняла.
Она подтвердила мои мысли, когда произнесла:
— Ты знаешь, твоя подруга может поговорить со мной в любое время. В любое время.
Потянувшись, я пожала ей руку и прошептала:
— Спасибо. Она будет очень рада это услышать. Для нее очень много значат эти слова.
И вот так, я уехала, переваривая всю эту информацию, и с того момента солнце стало светить ярче. И вот я здесь. Иду по коридору, кидаю взгляд направо и вижу высокую фигуру, которая стоит в дверях холодильника. Высокая фигура, облаченная всего лишь в черные треники и больше ничего.
Мммм. Твитч без рубашки. Ням-ням.
Пожирая глазами его худое, мускулистое, украшенное татуировками тело, мои глаза скользят вниз, туда, где на бедрах низко сидят треники, из которых выглядывают самые кончики татуировки «V». Я едва сдерживаюсь чтобы не упасть на колени и прижаться к этой тату губами.
Я спрашиваю:
— Голоден?
Все еще изучая содержимое холодильника с разочарованием в глазах, он рассеянно чешет свой загорелый живот и отвечает:
— Ага, но тут мне, видимо, ничего не обломится. Ты вообще когда-нибудь ходишь за продуктами?
Хихикая, я говорю ему:
— По правде говоря, нет. Я тот тип девушки, которая покупает продукты только тогда, когда есть необходимость.
Его лицо омрачается разочарованием:
— Это хреново. Я хочу есть.
Я не в силах сдержать улыбку. Он замечает ее и практически ухмыляется, прежде чем одергивает себя и снова принимает разочарованное выражение лица. Тыча пальцем на мои губы, он говорит:
— Объясни-ка мне, по поводу чего улыбаемся? Ты ревела вчера ночью, а теперь сияешь и улыбаешься, и мне интересно с чего бы это?
Опираюсь бедром о столешницу и говорю:
— Все в порядке. Все просто замечательно. Я не знаю даже, зачем мне понадобилось так переживать. Я ходила на прием к психологу сегодня утром, к Эмми, и рассказала ей все, что произошло…— его полуприкрытые карие глаза щурятся и я быстро добавляю, — ...но я сказала, что это случилось с моей подругой, — я подмигиваю ему. — И она сказала, что это совершенно нормально, играть в ролевые игры. И что тот, кто пережил ситуацию подобную моей, когда меня чуть не изнасиловали, будто берет контроль над ситуацией, над которой у этого человека раньше не было контроля. Здорово, ведь правда? Я нормальная! Дай пять!
Подпрыгивая на месте, я поднимаю вверх руку, ожидая его ответной реакции, и улыбаюсь так широко, как только могу. Один беглый взгляд на лицо Твитча резко убавляет мою радость. Он морщит лоб и упирает руки в бока, шепотом повторяя:
— Она нормальная. Нормальная, на хрен.
Не понимая в чем проблема, я тихо спрашиваю:
— Почему ты рассердился?
Моргая, он протягивает ко мне руку и выплевывает:
— Снова ярлыки! Всегда эти чертовы ярлыки! Разве это так важно, Лекс? Вести себя так, как другие считают нормальным?
Я хочу сказать нет, хочу защитить свою точку зрения. Я хочу пойти спать, притвориться, что никогда не говорила этого и проснуться, когда эта перепалка закончится.