С трудом сглотнув, я смотрю на нее, не мигая. Она чертовски красива.
Ни о чем не переживает. Просто живет под ритм песни.
Высокий парень, которого я несколько раз встречал раньше, в нерешительности топчется у свободного пространства возле нее, а затем пересекает танцзал.
Я хмурюсь.
Он сзади подходит к Лекси, и одной рукой обнимает ее за талию, прижимая. Я не могу слышать, но вижу, как она приоткрывает рот чуть больше, как будто стонет. Она прижимается к нему спиной, берет его руку и двигает ею по своему телу, оставляя на своем холмике вместо своей.
В моей голове шумит.
Она начинает медленно крутить бедрами, и я понимаю, что своей милой попкой она трется об его член. Одна особенность моих мозгов – это то, что они полностью испорчены. Я мыслю не так, как другие люди.
Точнее, термин «думать» ко мне вообще не относится.
Иду через зал и подхожу к Лекси. Хватаю ее за руку, я оттаскиваю от этого ублюдка. С силой дергая в свою сторону.
Она спотыкается, но я этого не замечаю.
Я не замечаю, потому что тот высокий парень уже лежит на спине.
Я методично бью его кулаком по лицу. Сильно и быстро. Лицо искажено от гнева, и моя грудь вздымается с каждым тяжелым вдохом, который я делаю.
Брызги мокрого тепла хлещут по моему лицу.
В ушах ревет кровь. Я не слышу криков, которые просят меня остановиться. Я чувствую запах его страха.
Он поднимает руки. Напрасно пытается блокировать мои удары. Стиснув зубы, я поднимаю руку к своей голове, затем со всей силы ударяю его локтем в скулу. Ощущение того, что что-то крошится под моими ударами, дарит мне чувство эйфории.
Тело парня трясется и дергается, как будто на электрическом стуле.
Чьи-то крепкие руки хватают меня сзади, и я смутно слышу:
— Какого хрена, Твитч! Ты его убьешь! Остановись!
Я вырываюсь, но меня стаскивают со стонущего, кровавого месива. На сей раз я слышу более отчетливо:
— Ты избил его, бро. Ты почти его убил. Он все понял. Теперь ты в порядке. Время остановиться.
Это говорит Хэппи.
Я задыхаюсь и отталкиваю его от себя.
Повернувшись, сканирую взглядом комнату, натыкаясь на испуганные лица гостей. Хэппи что-то мне протягивает. Носовой платок.
Беру его и вытираю кровь со своей щеки и лба.
— Убирайтесь, — говорю я, тяжело дыша. — Вечеринка закончена.
Но никто не двигается.
Успокаиваясь, я минуту наблюдаю за ними, прежде чем делаю шаг вперед, и кричу:
— Убирайтесь, мать вашу, из моего дома! Любого, кто через три гребаные минуты еще будет здесь, я выпровожу лично. В долбаном похоронном мешке!
Люди торопятся покинуть дом, понимая, что я, правда, смог бы сделать это, и никто из них не хочет проверять серьезность моих угроз.
Умные.
Иду к Лекси, по-прежнему танцующей в углу комнаты, хватаю ее за плечо и практически тащу за собой. На полпути вверх по лестнице, она спотыкается, и взрывается приступом смеха, как будто это самое смешное, что она когда-либо делала в своей жизни.
Из-за этого моя кровь закипает.
Я ненавижу себя за тягу к такому состоянию, в котором она находится. Как обиженный ребенок, я выплескиваю на нее свою зависть. Тяну ее слишком сильно, и она удивленно взвизгивает. Я, не останавливаясь, тащу ее дальше. Оказавшись в моей комнате, я открываю дверь ванной, и заталкиваю ее туда. Она спотыкается, и в конце концов, падает на колени на коврике ванной. Лекси хихикает, и где-то внутри меня закипает гнев. Иду мимо нее к душу, включаю холодную воду и со злостью, говорю:
— Смой с себя его запах. Сейчас же.
Потом я захлопываю дверь, и начинаю расхаживать, сжав кулаки и стиснув челюсть.
Как только я успокаиваюсь и перестаю помышлять об убийстве, глубоко вздыхаю и в ожидании, когда Лекси помоется, сажусь на край кровати.
Пять минут спустя, я еще слышу ее пение, поэтому решаю дать ей еще немного времени. Спустя еще пять минут, я нахмуриваюсь. Пение прекращается.
Что-то подталкивает меня проверить, как она, и когда я открываю дверь ванной комнаты, мое сердце останавливается. Она по-прежнему одета в свою одежду, сидит на полу душевой кабинки и ее неудержимо трясет.
Твою ж мать!
Подхожу к ней, и брызги ледяной воды попадают в меня. Она десять минут провела в ледяной ванне.
— Что, на хрен, с тобой такое? — выключая воду, кричу я.
Как будто это ее ошибка, а не моя. Потому что, девушку, которая прежде никогда не принимала кокаин, я оставил принимать душ одной. Я зол сам на себя. Но я никогда в этом не признаюсь.
Губы Лекси посинели, кожа стала мертвенно-бледной, а широко раскрытые голубые глаза смотрят на меня с испугом.
Я кладу руку на бедро, опускаю голову и щипаю себя за переносицу, заставляя успокоиться. Потом так аккуратно, как только могу, я тянусь к ней и говорю:
— Давай, малышка. Мне нужно согреть тебя или ты заболеешь.
Это не предположение. Это уже точно. Но мне надо вытащить ее отсюда. Она выглядит напуганной. Кажется, она начинает приходить в себя.
Лекси моргает, прежде чем протянуть ко мне трясущиеся руки. Я пытаюсь ее поднять, чтобы она встала, но она дрожит настолько сильно, что кажется, как будто у нее начались судороги. Тянусь к подолу ее платья, которое теперь прилипло к ее телу, снимаю его через ее голову, и быстренько расправляюсь с трусиками. Беру большое пушистое полотенце, заворачиваю ее в него и веду ее из ванной к моей кровати.
Усаживаю ее на край, включаю электроодеяло и раздеваюсь догола.
Мне почти стыдно за себя, потому что я тверд, но с Лекси я ничего не могу с собой поделать. Это просто происходит. Снимаю полотенце с ее дрожащего тела, ложусь, прижимаю ее к себе и обнимаю. Я весь покрываюсь мурашками, когда ее тело соприкасается с моим.