— Больше не надо. Пожалуйста! Не надо. Я не вынесу этого.
Мужчина рукой гладит ее по щеке, по которой прежде ее ударил, секунду лаская, чтобы потом вновь ее убрать, и на сей раз я уже не смотрю. Закрыв глаза, я блокирую изображение того, что сейчас произойдет.
Пощечина.
Хныканье заполняет пространство, и Линг выкрикивает:
— О, боже! Да!
Взглянув украдкой, я наблюдаю, как спина Линг приподнимается над кроватью, ее веки трепещут, прежде чем она начинает безудержно дергаться, постанывая. Мужчина стискивает зубы:
— Бл*дь, да. Кончи на мой член, детка.
Он застывает, а его задница сжимается, он запрокидывает назад голову, и рычит, когда его тело начинает судорожно толкаться в истощенное тело Линг.
Чувствуя себя столь же изнуренной, как и эти двое, тяжело дышащие, и лежащие на кровати, я ослабеваю от такого потока эмоций, который мчался в моей голове. Я прислоняюсь к Твитчу. Он сжимает мою талию, и ведет меня назад в спальню, подальше от этого бардака.
Я знаю, что он хочет.
Я знаю, что это должно произойти. Но боюсь этого разговора.
Чертова Линг.
Всегда все мне портит. Всегда портит то, что важно для меня. Я не имею понятия, почему она все еще рядом со мной. Сука доставляет больше проблем, чем стоит.
Ты знаешь, почему держишь ее рядом с собой.
Ага. Думаю, что знаю. Мы во многом похожи. Не во всем, но мы понимает друг друга.
Сжав талию Лекси, я веду ее вниз по коридору, пока мы не останавливаемся у моей комнаты. Медленно, чтобы не напугать ее, я тянусь к дверной ручке, и открываю дверь. Не говоря ни слова, она позволяет мне завести ее внутрь, и я захлопываю за нами дверь.
Отойдя от Лекси, я иду к кровати, и сажусь на край. А Лекси просто стоит там, около комода, вглядываясь в пустоту.
— Лекси, подойди сюда.
Ничего. Она стоит там же, где и стояла. Свет в ее глазах потускнел так сильно, что я задаюсь вопросом, а не слишком ли быстро я ее сломал в нашей игре.
— Лекси, подойди. Посиди со мной. Мы поговорим.
Две эмоции, облегчение и разочарование, прошли сквозь меня, когда она сдвигает брови:
— Я-я не понимаю, — тихо говорит она.
Я отвечаю:
— Ты и не поймешь.
Делая шаг назад, Лекси упирается в комод:
— Он причинял ей боль. Он ...— ее взгляд делается расфокусированным. — И она...Он бил ее, и она...Я не понимаю.
Мне не нравится, что прямо сейчас она выглядит так молодо. Это возвращает меня в мое детство. В место, которое я глубоко похоронил. Встав, я какое-то время рассматриваю ее. Мой ангел. Сегодня она великолепно выглядит. Как всегда. Но прямо сейчас она похожа на падшего ангела.
Опустошенного. Трясущегося. Несчастного. Это ужасно, но мне нравится.
Я умоляю мой член не реагировать, но это невозможно. Он дергается в моих трусах, и я подхожу к ней на несколько шагов. Я не буду умолять. Я не попрошу. Я пойду на уступки. Только сегодня. Протягивая ей руку, я ласково приказываю:
— Возьми меня за руку.
Наконец, она смотрит на меня, ее голубые глаза выглядят слишком бледными, и теперь этот подавленный взгляд начинает меня беспокоить.
Нет. Мне это не нравится.
Протягиваю к ней руку, и она очень долго смотрит на нее, прежде чем шепчет:
— Ты знал. Ты-ты знал.
Я киваю:
— Да. Мы сможем обсудить это, когда ты не будешь находиться от меня так далеко.
Отстраняясь еще дальше, она спрашивает:
— Что, если я не хочу обсуждать это?
Мне не нравится, когда мне перечат. Стиснув зубы, я подавляю раздражение, решительно говоря ей нежным и спокойным голосом:
— Нам нужно обсудить это.
Ее глаза сверлят мои. В ее них так много печали.
Двигаясь медленно и неуверенно, свою маленькую ручку она вкладывает в мою. Осторожным движением я обнимаю и притягиваю ее к себе, и веду обратно к кровати. Сев, я устраиваю ее на своих коленях, постукивая пальцами по ее левой руке, потом говорю:
— Ты не поняла то, что увидела.
Кивнув, она подавлено отвечает:
— Нет. Я предполагаю, что нет.
Короткая пауза.
— Ты знал, что ее нравятся такие вещи?
Я не отвечаю. В этом и есть мой ответ.
Лекси напрягается. Она шепчет:
— Ты…? Я имею в виду, как ты узнал?
И еще раз я позволяю молчанию быть моим ответом.
С трудом сглатывая, она продолжает:
— Я поняла.
Мое сердце внезапно начинает сильно колотиться. Это настолько незнакомое чувство, что потрясает меня. Я понимаю, что это чувство — беспокойство.
Я теряю ее.
Успокоившись, я объясняю:
— Линг сломлена. То, через что она прошла, я честно говоря, не знаю, как она вообще осталась жива. Я не говорю, что ее пристрастия нормальны или естественны, я говорю, что не надо судить ее слишком строго. Она не настолько плоха.
Лекси напрягается сильнее:
— Как ты мог делать такое с ней?
Обняв ее за талию, как будто это остановит ее от побега, я честно отвечаю:
— Потому что она хотела этого. Это происходило по обоюдному согласию, даже если это так не выглядело. Линг достаточно взрослая, чтобы принимать собственные решения, и, в любом случае, она не немая или умственно отсталая.
Продолжаю отвечать так же зверски честно:
— Это, на самом деле, легко. Это было горячо. Это возбуждало меня. Я наслаждался этим, и хотел повторять.
Ее грустный взгляд встречается с моим:
— Ты бил ее?
— Да. Несколько раз. Возможно, даже жестче, чем это делал он.
Она кивает, и в ее глазах появляется испуг:
— Ты будешь меня бить?